– Нет, – ответил он неожиданно для самого себя. – Я провел совершенно жуткую ночь. Вы разрешите мне привести себя в порядок?

– Ну конечно. А я, если хотите, пока приготовлю вам завтрак. Вы ведь, я полагаю, еще плохо знакомы с нашим кухонным оборудованием?

– Буду вам очень благодарен, – ответил Денисон.

Минут через двадцать он вернулся, побрившись и приняв душ. Теперь на нем были брюки и майка. Он сказал:

– Я, кажется, сломал душ: вода вдруг перестала течь, и мне не удалось снова его включить.

– Подача воды ограничена, и когда квота израсходована, краны автоматически отключаются. Вы на Луне, доктор Денисон. Я взял на себя смелость приготовить омлет и бульон для нас обоих.

– Омлет?

– Мы пользуемся этим обозначением, хотя для землян оно, возможно, означает что-то совсем другое.

– А! – сказал Денисон и, опустившись на стул, без особого воодушевления попробовал упругую желтоватую массу, которую Невилл назвал омлетом. Он напряг всю свою волю, чтобы не поморщиться, а затем мужественно подцепил на вилку новый кусок.

– Со временем вы привыкнете, – заметил Невилл. – А калорийность этого продукта очень высока. И учтите, что пища с большим содержанием белка в условиях малой силы тяжести вообще снижает потребность в еде.

– Тем лучше, – деликатно кашлянув, сказал Денисон.

– Селена мне говорила, что вы намерены остаться на Луне, – продолжал Невилл.

– Да, я так думал… – Денисон протер глаза. – Но эта ночь прошла настолько мучительно, что, боюсь, у меня может не хватить решимости.

– Сколько раз вы падали с кровати?

– Дважды… Так, значит, это в порядке вещей?

– Все приезжие с Земли обязательно проходят через это. Пока вы бодрствуете, вы способны приноравливать свои движения к лунной силе тяжести. А во сне вы ворочаетесь точно так же, как на Земле. Но, во всяком случае, ушибы практически исключены.

– Второй раз я проснулся уже на полу и совершенно не помнил падения. А как вы умудряетесь спать спокойно?

– Не забывайте регулярно проверять сердце, давление и прочие функции организма. Перемена силы тяжести может плохо сказаться на них.

– Да, меня неоднократно об этом предупреждали, – нехотя ответил Денисон. – Через месяц я должен явиться на прием к врачу, а пока меня снабдили всяческими таблетками.

– Впрочем, – сказал Невилл таким тоном, словно ему надоело говорить о пустяках, – через неделю, возможно, вы уже полностью адаптируетесь… Но вам нужно одеться как следует. Ваши брюки просто невозможны, а эта легкая рубашка без рукавов совершенно бесполезна.

– Вероятно, у вас имеются магазины, где я могу купить подходящую одежду?

– Конечно. И думаю, Селена будет рада помочь вам в свободное время. Она говорила мне, что вы производите весьма приятное впечатление, доктор Денисон.

– Очень рад это слышать, – Денисон проглотил ложку бульона, некоторое время переводил дух, а потом с угрюмым упорством зачерпнул вторую.

– Селена почему-то решила, что вы физик, но, разумеется, она ошибается.

– По образованию я радиохимик.

– Но в этой области вы работали недолго, доктор Денисон. Мы здесь, конечно, несколько в стороне, но кое-что известно и нам. Вы ведь одна из жертв Хэллема.

– А почему вы употребляете множественное число? Разве этих жертв так много?

– Как вам сказать. Вся Луна – одна из его жертв.

– Луна?

– В определенном смысле.

– Я что-то не понимаю.

– У нас на Луне нет Электронных Насосов. Потому что с нами паравселенная сотрудничать не стала. Ни один кусок вольфрама не был конвертирован.

– Но, доктор Невилл, все-таки вряд ли это можно приписать козням Хэллема.

– От обратного – вполне можно. Почему, собственно, инициатива установки каждого Электронного Насоса обязательно должна исходить от паравселенной, а не от нас?

– Насколько мне известно, у нас не хватает для этого необходимых знаний.

– А откуда же они возьмутся, если всякие исследования в этой области запрещены?

– А разве они запрещены? – с некоторым удивлением спросил Денисон.

– Практически, да. Если тем, кто ведет такую работу, никак не удается получить доступ к синхрофазотрону и к другим большим установкам, которые контролирует Земля и, следовательно, Хэллем, это равносильно прямому запрещению.

Денисон протер глаза.

– Боюсь, мне скоро снова придется лечь спать… Прошу прощения, я вовсе не имел в виду, что вы нагоняете на меня скуку. Но скажите, так ли уж нужен Луне Электронный Насос? Ведь солнечные аккумуляторы с лихвой покрывают все ее потребности в энергии.

– Они привязывают нас к Солнцу, доктор Денисон. Они привязывают нас к поверхности!

– А-а… Но как вы думаете, доктор Невилл, чем, собственно, объясняется столь негативная позиция Хэллема?

– На этот вопрос легче ответить вам. Вы ведь знакомы с ним лично, а я нет. Он предпочитает не напоминать лишний раз широкой публике, что Электронный Насос создан паралюдьми, а мы – всего лишь их подручные. Если же мы на Луне сами решим эту проблему, то мы и положим начало истинной эре Электронного Насоса, а он останется ни при чем.

– Зачем вы мне все это говорите? – спросил Денисон.

– Чтобы сэкономить время. Обычно мы принимаем земных физиков с распростертыми объятиями. Мы на Луне чувствуем себя изолированными, жертвами сознательной политики земных научных центров, а такое посещение значит для нас очень много хотя бы уже потому, что рассеивает это ощущение изолированности. А физик-иммигрант способен помочь нам даже еще больше, и мы предпочитаем сразу ввести его в курс и пригласить работать с нами. Мне искренне жаль, что вы не физик.

– Я этого никогда не утверждал, – сказал Денисон с раздражением.

– Но вы изъявили желание осмотреть синхрофазотрон. Почему?

– Ах, вот что вас беспокоит! Ну я попробую объяснить. Моя научная карьера была погублена четверть века назад. И вот я решил найти для моей жизни какое-то оправдание, вернуть ей смысл, а сделать это возможно только вдали от Хэллема, то есть здесь, на Луне. По образованию я радиохимик, но это ведь не означало, что я не могу пробовать свои силы в другой области. Парафизика – наиболее современный раздел физики, да и всей науки вообще, и я попытался заняться ею самостоятельно, чувствуя, что это даст мне наибольшие шансы вновь обрести себя в науке.

Невилл кивнул.

– Вот как! – произнес он с явным сомнением.

– Да, кстати, раз уж вы заговорили об Электронном Насосе… Вы что-нибудь слышали о теории Питера Ламонта?

Невилл прищурился.

– Нет. Я не припоминаю этой фамилии.

– Да, он пока еще не знаменит. И, возможно, так и останется в полной безвестности – по той же причине, что и я. Он встал Хэллему поперек пути… Вчера кое-что напомнило мне о нем, и я начал думать… Отличное занятие для бессоной ночи! – он снова зевнул.

– Ну и что же? – нетерпеливо спросил Невилл. – Почему вы заговорили об этом… как его зовут?

– Питер Ламонт. Он занимался паратеорией и выдвинул небезынтересную гипотезу. По его мнению, дальнейшая работа Электронного Насоса приведет к усилению сильного ядерного взаимодействия в пределах Солнечной системы, в результате чего Солнце постепенно будет разогреваться все больше, и в какой-то критический момент произойдет фазовое превращение, которое завершится взрывом.

– Чепуха! Вы знаете, какие изменения в космических масштабах способно произвести максимальное использование Насоса в человеческих масштабах? Пусть вы всего лишь физик-самоучка, но и вам должно быть сразу ясно, что Насос не успеет оказать заметного влияния на вселенную за все время естественного существования Солнечной системы!

– Вы уверены?

– Конечно! А вы?

– Не знаю. Ламонт, бесспорно, действует из личных побуждений. Мне довелось разговаривать с ним, и он произвел на меня впечатление очень увлекающегося и эмоционального человека. Если вспомнить, как разделался с ним Хэллем, будет только естественно предположить, что им руководит исступленная ненависть.